17 часов до полной выработки биоресурса.

– Что с ним? Он жив?

– Да, есть слабый пульс. Дыхание стабильное.

– Эй, эй! Он вроде бы приходит в себя, или мне показалось?

– Хм, мне кажется, он спит.

– Спит?! Что за черт?! Янто, Янто!

– Сдается мне, это бесполезно.

– Ладно, грузим его в машину. Оуэн, помоги.

Глаза застилали слезы. И Янто был даже этому рад, насколько он сам себе мог позволить такую вольность при нынешних обстоятельствах. Сквозь пелену слез мир выглядел иначе: размытым и двоящимся – он терял обычные очертания, причудливо искажался, будто бы Янто надел очки с толстенными линзами. И все казалось таким нереальным, непропорциональным, аляповатым, как на картинах то ли футуристов, то ли постмодернистов – в живописи Янто мало разбирался.

Мир вокруг был до того искаженным, что больше походил на выдумку больного воображения или на кошмарный сон. Потому что жить в таком мире невозможно. И Янто, ответственный за весь этот ужас, тоже невозможен. Кто-то другой сделал выбор, кто-то, решивший, что может судить, кому жить, а кому нет. Не в этом ли еще совсем недавно Янто сам упрекал Джека? Пуля в сердце – Джек молчит. Сидит в соседней камере и молчит. И от этого безмолвия, от давящей, напряженной тишины становится невыносимо плохо.

Янто только и мог, что оправдываться. Он так думал, но слова стали бесполезны: ему уже никто не верил, его уже никто не слушал. От его сбивчивых речей отмахивались, но он продолжал говорить, убеждать - скорее сам себя, нежели остальных: он уже не мог до них достучаться. Он умолял о прощении воздух, стены, прозрачную перегородку камеры, лишь бы не было этой невозможной, звенящей тишины. Если он сидел молча, то рано или поздно память начинала подкидывать ему воспоминания о совсем недавнем прошлом: визг пилы, натужно проходящей сквозь кость, брызги крови, разлетающиеся в разные стороны, истерзанная плоть, писк датчиков и металлический голос машины, преобразовывающей его коллег, друзей, в киберменов. Но самым страшным было другое.

Янто слышал, как кричал Оуэн: до хрипоты, надрывно, истошно, насколько хватало сил и легких. Он забывал дышать, а потом наверстывал, взахлеб глотая воздух. Гвен визжала так, что звенели стеклянные пробирки, а потом зашлась кашлем и просто поскуливала, как-то жалобно подвывала, как побитая собака. А Тошико мычала на одной ноте, протяжно, тоскливо, прерываясь лишь на вдохи. Янто забился в угол, зажимая простреленное плечо, и только и мог, что раскачиваться из стороны в сторону, и тихо-тихо умолял Лизу прекратить. Как мантру, бубнил себе под нос «пожалуйста, не надо». Его трясло и лихорадило, но он был жив, и он был человеком. Всего лишь человеком. Считалось ли это оправданием, он не знал, но сам себя оправдать не мог, как не мог позволить себе превратиться в кибермена, утратив все человеческие эмоции. Даже боль, как бы тяжела она ни была, даже вину.

Он не хотел смотреть, как хаб превращался в завод по производству киберменов. Он вообще ничего не хотел: на смену панике пришла апатия, и отчаяние накрыло его с головой. Янто не знал, как справиться с ним, не знал, может ли он что-либо сделать. Ответ знал только Джек, но Джек с ним не говорил. Он молча сидел в соседней камере, а Янто методично бился головой о бетонную стену, пока его не окружила беспросветная тьма.

12 часов до полной выработки биоресурса.

– Ну, можете объяснить, что происходит?

– Он каким-то образом подсоединился к этому аппарату.

– И для чего он нужен?

– Янто? Вот мне тоже не давал покоя этот вопрос.

– Оуэн!

– Что? Он сам спросил!

– Та-ак.

– Я занимаюсь расшифровкой программ, такой язык программирования… Эм, мы пока не знаем.

– Но я осмотрел наше спящее чудовище, и вот что интересно: видите на мониторе эти кривые линии? Как ни странно, это показатели мозговой активности. Да, Гвен, я тоже был удивлен ее наличием. Что? Я про альфа-волны.

– Что это значит?

– То, что Янто не спит, а находится в сознании. Несколько неожиданно, правда? Я всегда подозревал…

– Оуэн. Что. Это. Значит.

– Наш мальчик ходит налево, в смысле, живет полноценной жизнью, но не здесь.

– Без тела? Без живого здорового тела?

Листва за окном шуршала от порывов ветра, мешала Янто сосредоточиться, отвлекала от игры. Ему так хотелось подняться и бросится к окну, прижаться щекой к прохладному стеклу и слушать, как за стенами, на улице, ликует природа. Он ощущал себя сорванным листом, парящим в прохладном осеннем воздухе – так легко было в теле, на душе. Все вокруг казалось таким прекрасным, даже облупившаяся краска на батареях, плюющийся ржавчиной по утрам кран в общей душевой, овсянка на завтрак и сок вместо кофе. Кофе был запрещен.

Янто перестал улыбаться, отвернулся от окна и посмотрел на черно-белую доску. Пока он радовался грозе, Тимми съел две его шашки, а сейчас судорожно запихивал в рот еще три своих – доиграть сегодня не получится. Санитары уведут Тимми на промывание желудка или дадут рвотного, но, как бы они не поступили, никто, кроме Тимми, в шашки играть не умел, а на «бинго» у Янто не хватало терпения. Его и на шашки редко хватало, особенно когда Янто был в таком прекрасном расположении духа.

Санитары подхватил Тимми под руки и поволокли из общей комнаты. Янто встал из-за стола – сидеть было совершенно невозможно. Его тянуло на улицу: пройтись по мокрым парковым дорожкам, смеясь, добежать до беседки, оплетенной диким виноградом, постоять там чуть-чуть, тяжело дыша, вдыхая прохладный свежий и сырой воздух, пропитанный запахом прелой листвы и мокрых досок. Но на улицу Янто не выпускали, а за бегание по коридорам могли вколоть успокоительного, от которого Янто засыпал, а, просыпаясь, чувствовал себя усталым и подавленным.

Янто сделал круг по общей комнате и присел за стол к Тони, тот мастерил из детского конструктора АТШ – антителепатический шлем, так он сказал Янто по секрету. Рядом с ним устроился с ногами на стуле Берти, как всегда прижимавший к груди кипу исписанных непонятными символами бумажек. Берти ни с кем никогда не разговаривал, а если ему задавали вопросы, он начинал нервничать, комкал листы, засовывал их в рот, очень смешно при этом выглядя, и пытался проглотить. Зато Тони всегда что-нибудь рассказывал: о правительственном заговоре, о том, как Организация может прочесть мысли и как себя обезопасить от этого. Янто улыбался – Тони был таким забавным.

За окном загрохотало, стекла нервно зазвенели, и Янто показалось, будто они пытаются съежиться, вырваться из плена деревянных рам и осыпаться на пол: под диван или за батарею – точно так, как Берти. Только Берти не звенел, а взвизгивал, чем-то напоминая маленьких собачек. То ли большими испуганными глазами, то ли издаваемыми звуками, а может, и тем, и другим сразу. Берти спрыгнул на пол и залез под стул, опасливо озираясь по сторонам.

Общее напряжение в комнате росло: Конни забилась в угол, Эдвард вскочил и начал носиться по комнате. Некоторые боялись молча и неподвижно, замерли, словно пытаясь слиться со стенами, лишь изредка вздрагивая от резкого шума. А кто-то продолжал пребывать в спокойствии, к последним Янто и себя относил. Он улыбался, все также сидя на стуле и подперев голову рукою, и с восторгом наблюдал за происходящим.

Вошли санитары и начали всех успокаивать - кого снотворным, кого уговорами, призывали разойтись по палатам. И тут Тони встал, так резко, что его стул с грохотом упал, отчего несколько человек испуганно вздрогнули, а кто-то вообще расплакался. Гроза за окном бушевала, а Тони вещал, как политики по телевизору, громко и четко, вещал о том, что это возмездие, что настал час икс.

Лампы замигали и на несколько секунд погасли. И в дверном проеме на миг появился женский силуэт, но тут же исчез.

– Лиза? – выдохнул Янто. – Лиза! Куда ты?

Вошедший в общую комнату санитар направился прямо к нему. Большерукий, краснолицый, он протянул свои лапищи к Янто.

– Нет никакой Лизы, мистер Джонс. Успокойтесь, пойдемте, я отведу вас в палату.

– Как это нет? Что ты с ней сделал? Ты убил ее? Это был ты?!

Белая униформа санитара была покрыта бурыми пятнами. Янто отпрянул и, поскользнувшись, упал. Посмотрев себе под ноги, он увидел лужи крови на полу и попятился назад. Страх парализовал его мысли, он только и мог, что отползать к стене, пока не уперся в нее головой. Янто не знал, что делать. Он шарил взглядом вокруг, но ничего подходящего для защиты не находил. За окном яростно завывал ветер, бился в ставни и стекла. Янто вцепился в батарею и заплакал:

– Зачем, зачем ты убил ее? Она была такой хорошей, такой доброй. Я так любил ее. А ты… не прощу, - вдруг прошипел он. – Ненавижу!

Он резко вскочил на ноги и бросился на краснолицего. Мысль о том, что ему не пробить металлический панцирь, спрятанный под униформой санитара, Янто отбросил. Сейчас он больше всего хотел отомстить. Только так он сможет вернуть Лизу, ведь он не врач, он мог ошибиться тогда. Вдруг Лиза не умерла, вдруг она потеряла сознание, а они прячут ее где-то, а она ждет, когда Янто придет за ней. Повалив кибермена на пол, Янто схватил его за горло и начал трясти.

– Где она? Где вы ее прячете? – повторял он.

Мир вокруг окрасился бордовым, стены сотрясались мощными ударами – бом-бом. Янто схватили сзади, он вырывался, брыкался и рычал, пока не почувствовал укол. И время остановилось, сердце сделало два последних удара. Он проиграл – тьма поглотила его.

7 часов до полной выработки биоресурса.

– Мозговая активность постепенно угасает.

– Что будет, когда она совсем исчезнет?

– Янто умрет.

– Что это за аппарат?!

– Джек, успокойся. Еще есть время.

– Сколько?

– Эм… часов 10…наверное.

– Наверное?

– Джек! Джек, мне удалось расшифровать код. Я попытаюсь остановить процесс.

– А нельзя эту штуковину просто вырубить? Не знаю, вытащить как-то?

– Ну, теоретически – да.

– А практически?

– Тоже, но…неизвестно, как это повлияет на мозг Янто.

Янто стоял у турникета, прижав к себе большого плюшевого крокодила, и всматривался в толпу гуляющих. В парк развлечений в выходной день пришла чертова прорва народу. Детвора каталась на роликах, носилась мимо с радостным визгом, родители сердито отчитывали сорванцов, чтоб те больше ни за что не отходили от них далеко. Отовсюду слышались призывы посетить именно этот аттракцион, веселая музыка и детский смех. Пахло сладкой ватой, попкорном и хотдогами.

Лиза, словно вынырнув из толпы, неожиданно оказалась в двух шагах от Янто. Он не мог отвести от нее взгляда, так она была прекрасна. Особенно в этом голубом платье, особенно, улыбаясь – он не мог не улыбнуться в ответ. Янто шагнул к ней, приобнял и поцеловал в щеку.

- Я так соскучился, - прошептал он ей на ухо.

- Лжец, - оттолкнула его Лиза. – Меня не было минут пять, не больше.

- Минуты без тебя тянутся как годы, - сказал он, еще крепче прижимая Лизу к себе.

Аромат ее сладковатых духов дурманил голову, и Янто тотчас же захотелось попробовать темную кожу возлюбленной на вкус. Он делал это миллион раз, но каждый раз – как первый.

- Янто! – возмутилась Лиза, но не смогла сдержать улыбки, когда он лизнул ее шею. – Здесь же люди! Прекрати немедленно!

- Ничего не могу поделать, ты сводишь меня с ума!

Лиза обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала. Отстранившись, она засмеялась:

- Тебе идет этот оттенок.

Янто достал платок и стал оттирать губы от помады, приговаривая немного обиженным тоном:

- Вот буду так ходить, и меня уведет какой-нибудь красавчик. Будешь потом жалеть, умолять меня вернуться и кусать локти, потому что я ни за что, слышишь, ни за что не соглашусь.

- Какой бука, да? – спросила Лиза у крокодила. – И что я в нем нашла? Капризный, дотошный, - начала перечисление она, - вот что в нем привлекательного? Разве что, - она прижалась к Янто, погладила по спине, забравшись тому ладонями под футболку, спустилась ниже и сквозь джинсы сжала ягодицы.

Янто обнял Лизу за талию и тихо произнес:

- Пойдем домой.

- Я чувствую, что ты готов… - хихикнула она, - капитулировать. Но нас ждут великие дела – аттракцион «адские горки»!

- Ужасное название.

- Я знаю. Пойдем, - потянула его за собой Лиза.

Янто смирился и поплелся за ней, держа крокодила под мышкой.

Они сели в один из центральных вагончиков. Служащий проверил, все ли пристегнуты, дал отмашку, и вагончики двинулись с места, постепенно набирая ход. Янто сжал руку Лизы.

- Ты боишься, - безапелляционно заявила она.

Вагоны притормозили, застыв на вершине самой высокой горки, и с высоты был виден весь парк: пестрые шатры, развевавшиеся на ветру флажки и цветные шарики, парковка без единого свободного места, колесо обозрения, асфальтированные дорожки, люди, неторопливо прогуливающиеся по ним. Все как на ладони. Дыхание сбивалось от предвкушения, но Янто все же ответил:

- Вот уж нееееееееееееееееееееееет!

Мир запестрил, с бешеной скоростью приближались кроны деревьев, лишь постоянство расстояния до следующего вагончика внушало уверенность, но притупляло ощущения. Они то взлетали, то падали, то висели вверх ногами – и оба хохотали от восторга. Сердце Янто отчаянно билось в груди, уши заложило от визга соседей, поэтому он не сразу услышал скрип, постепенно перешедший в скрежет. Они заходили на очередной вираж, когда колеса первого вагона сошли с рельс. Снопы искр посыпались в разные стороны, кто-то отчаянно закричал, и вагоны, один за другим, посыпались вниз. Вроде бы ощущения были все те же, только сердце теперь замерло, словно оцепенело. Все произошло очень быстро: вот Янто сжимал руку Лизы, а потом резкая вспышка боли и пустота.

3 часа до полной выработки биоресурса.

- Кажется, все.

- Что значит, кажется?

- Все…я ввожу команду…

- Янто, Янто! Давай, очнись!

Янто попытался открыть глаза. От света ламп стало больно, он застонал и зажмурился.

- Янто, будь хорошим мальчиком, скажи что-нибудь.

В горле было сухо, как в пустыне, Янто облизнул губы – не помогло. Он почувствовал, как его аккуратно приподняли, попытались напоить, но вода по большей части лилась мимо рта.

Голова нестерпимо трещала, остро жгло затылок, и тело совершенно не слушалось. Как будто Янто вдруг превратился в плюшевую игрушку – ни костей, ни мышц. Он даже пальцем пошевелить был не в состоянии.

- Я так устал, - произнес Янто.

- Тебя надо отвезти в больницу.

Джек склонился над ним, погладил по щекам, провел большим пальцем по потрескавшимся губам. Янто поморщился. Сейчас каждое касание было болезненным, словно бы ему сдирали кожу наждачной бумагой или оглаживали утюгом. Ощущение было, как будто все его нервы оголены и присыпаны солью. И еще эта усталость. Казалось, что он разгрузил пару фур с цементом, только мышцы не ныли.

- Янто, тебе сейчас нельзя засыпать, слышишь? – Джек потряс его за плечо, мир закачался.

Янто замутило. Ему совершенно не хотелось созерцать эту сероватую, словно покрытую толстым слоем пыли, реальность. Ярким был лишь свет, и то – только в первые минуты. Стоило глазам привыкнуть, и Янто осознал, насколько тускло было в помещении. Его клонило в сон, но Джек упрямо пытался заставить его двигаться: тянул за руки, стаскивал с операционного стола, обнимал ладонями лицо так, чтобы Янто не мог избегать его взглядом, что-то говорил, но Янто не слушал. Со звуками вообще было что-то не то. Голоса звучали глухо, как сквозь перину. Пыльную.

Янто закашлялся и, когда Джек кинулся за водой, сполз на пол.

- Янто. Прекрати. Ну, возьми же себя в руки, черт подери!

Янто обреченно посмотрел на Джека. Ему показалось, что у того в спине торчал огромный заводной ключ и медленно вращался против часовой стрелки. Оборот-другой и заряд кончится, Джек замолчит, а Янто спокойно устроится… да хоть на полу, лишь бы никто не трогал, не теребил рукава, не бил по щекам и не призывал куда-либо идти.

- Пойми, Янто. Твой мозг, его будто выжали, как лимон. Понимаешь?

Янто не понимал, он и слушать-то не хотел, что и говорить про думать.

- Тебе надо в больницу, срочно, - продолжал Джек.

Янто отмахнулся от него и пошел к выходу из хаба, смирившись с тем, что в покое его не оставят. Дверь отодвинулась вбок, Янто рухнул вниз. Свет погас, звуки стихли. И все вокруг исчезло.

конец 

Gev, да, Гвен это умеет.